СКАЗКА ГОСПОДНЯ. Ч. 1. ГЛАВА 2. ПРОЛОГ.

  ГЛАВА 2. ЭВОЛЮЦИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ (ДВАДЦАТЫЙ ВЕК)

  ПРОЛОГ

  Умирающее лето в умирающей стране. Сто восьмое чудо света погибало в тишине. Может статься, что когда-то, победив регресс и блуд, заживем и мы, ребята, в чудном мире вечных чуд. А пока что, встав с постели с вечной болью головной, выживаем еле-еле в мире дурости сплошной. Дай нам Бог, подняв забрало, всех мерзавцев без суда – от капо до генерала - вздернуть около вокзала… впрочем, пламя догорало и пока что умирало наше время, господа. Злое, проклятое всеми, превращаясь в мутный пар, догорало наше время в печке новых янычар.

  Так мне представилось настоящее, а в будущее даже не захотелось и заглядывать. И, тем не менее, оно все равно приближалось с явной целью наступить. Смиримся же с неизбежным и не станем его проклинать. Жизнь не стояла на месте, и новые времена с пугающей неотвратимостью накатывались на развалины великой советской цивилизации, давя, как крыс, обитателей обломков.

  Сидя на полуистлевшем пне, я мрачно наблюдал, как девятый вал идиотских перемен накатывался на руины социалистического общества. Бежать было некуда, поздно и незачем. Кругом было все то же самое, а то и хуже. Эволюция иногда протекает в невероятно экзотических, можно сказать, омерзительных формах. Так и в этот раз. Что ж, будем свидетелями и летописцами дурацких событий. Поплывем вместе с ними по мутным волнам смутного времени. Ведь, как известно, все циклоны и штормы когда-нибудь заканчиваются, так что будем жить надеждой, что выплывем и в этот раз.

  РАЗДЕЛ 1. ГДЕ НАША НЕ ПРОПАДАЛА

  Согласитесь, глупо быть беспричинными оптимистами, но человечество никогда не поднималось на головокружительные высоты абсолютного понимания окружающего мира и происходящих в нем процессов. Оно лишь жило да радовалось, и по-другому быть не могло и не может. Ведь, если адекватно воспринимать действительность, можно сразу же заказывать всеобщую панихиду. А что, разве не так? Но мы, слава Богу, давно научились изготавливать розовые очки в промышленных масштабах. Глядя через красивые стеклышки на этот мир, можно как-то протянуть в нем отмеренное судьбой количество лет, а иногда и больше, – если повезет, конечно. Вот и я, вступая в юбилейный Двадцатый век, наивно подумал: эх, где наша не пропадала! Что ж, думать пока никому не запрещено.

  - Отметим это событие взятием какого-нибудь пятитысячника, - решил автор этих строк, - например, Эльбруса.

  И отправился в горы Кавказа. Кабардинцы, балкарцы и черкесы, населявшие окрестности знаменитого потухшего вулкана (кстати, он еще жив: у вершины имеется выход перегретого пара, так называемая фумарола), имели обыкновение грабить путников. Впрочем, если ты успевал постучать в двери сакли, можно было твердо рассчитывать на знаменитое горское гостеприимство. Пока ты был под крышей, тебя надежно укрывали писаные и неписаные законы гор. Но, выйдя наружу и чуть-чуть отойдя от гостеприимного крова, ты тут же терял этот, скажем так, иммунитет. Поэтому я счел полезным обходить аулы как можно дальше. Мало ли что!

  Эльбрус встретил меня непогодой. Там это часто так бывает: с утра, к примеру, солнышко, сумасшедшие по красоте виды, смотришь и думаешь: нет, умирать не надо! А через два-три часа, откуда ни возьмись, налетают облака, ветер свищет, начинается дождь, переходящий в снег и град, и вот ты уже мокрый, замерзший, почти ослепленный пургой, проклинаешь белый свет почем зря. Безобидная по всем альпинистским представлениям гора отняла жизнь у тысяч восходителей. Стоит лишь зазеваться – и вот ты уже на дне ледовой трещины; хорошо, если угробишься сразу и наповал, а не дай Бог застрять, и медленно замерзать! Подобную кончину никому не пожелаешь – разве что империалистам да жителям стран, входящих в блок НАТО. Легко можно замерзнуть и никуда не проваливаясь, на пронзительном ветру. Да и снежные лавины, между прочим, не дремлют, так и норовят навалиться всей тяжестью, переломать кости, а затем задушить в снежных объятиях. Стоит ли еще упоминать камнепады, обвалы, и много кое-чего еще? Был там даже такой дикий случай, когда на группу альпинистов в палатке напала шаровая молния, или же сам дьявол, принявший облик ионизированного шарика. В результате пятеро получили тяжелые ожоги, а один вообще погиб.

  Ничего об этом тогда не зная, я инстинктивно чувствовал опасность, когда, ничтоже сумняше, полез наверх по заснеженному склону. Была не была! И тут случилось нечто непонятное. Загремел гром, сверкнула молния, и откуда-то из Ниоткуда появился ослепительно сияющий объект, как теперь говорят, НЛО. Он завис прямо надо мной, и послышались грубые прокуренные голоса.

  - Кажется, тот самый?

  - Он, определенно он.

  - Проследим, что он будет делать? Не дай Бог, опять в пропасть сорвется. О, сколько нужно терпения!

  И затем, явно обращаясь ко мне, Голоса взревели:

  - Так шевелись же, черт бы тебя побрал! Нам еще на Лиру лететь!

  Перепуганный и ничего не понимающий я скачками понесся к вершине. Откуда только силы взялись! НЛО неотступно следовал за мной, изредка подбадривая подзатыльниками. Вскоре терпению Пришельцев наступил конец.

  - Долго он еще будет возиться? – услышал я. – Давай-ка, ему поможем!

  И меня тут же схватили какие-то манипуляторы, и через секунду-другую доставили на ледяной купол Эльбруса.

  - Нашел то, что искал? – прогремело над головой. – Нет? Так нечего тут рассиживаться!

  И страшная сила сбросила мое бренное тело с горы. Я летел, периодически врезаясь в снег, как-то облетая обрывы и скалы; НЛО мчался рядом, не давая провалиться в трещину, угодить под лавину или камнепад, или загреметь на камни. На высоте 3000 метров меня, наконец, оставили в покое. Пока я приходил в себя, ощупывая руки, ноги, шею и все остальное, тарелки и след простыл. Померещилась, что ли?

  - Если все это привиделось, - логически рассуждал я, - тогда надо подниматься и опять идти вверх; если же все было наяву, нечего тут торчать!

  По здравому размышлению был сделан вывод: не померещилось! Иначе как объяснить происхождение полудюжины свежих синяков?

  А в это время братья-Пришельцы угрюмо изучали итоги более чем пятимиллиардолетней эволюции на Земле.

  - Как всегда, никак, - ворчал старший брат Бука, - и, между прочим, никуда!

  - Может быть, взорвать все к чертям? – осторожной предложил Бяка. – А Богу скажем, что, например, в Землю астероид врезался…

  - Богу врать нехорошо, - возразил Бука, - да, к тому же, его обмануть невозможно. Все проверит, и тогда только держись!

  Пришельцы загрустили. В самом деле: уничтожать Землю со всеми ее обитателями сам Господь им запретил, а делать с ней что-то было надо: нельзя же все оставлять в таком неприглядном виде!

  - Может быть, организовать парочку небольших военных конфликтов? – размышлял Бука. – Как ты думаешь, стоит?

  - Не думаю, а точно знаю, что стоит, еще как стоит, - не задумываясь, отчеканил Бяка. – Просто так они, канальи, уже не поумнеют… так пусть хотя бы военную технику и тактику усовершенствуют!

  Так в 1900 году было принято решение о проведении в Двадцатом веке двух мировых войн. Благодарите за это не кайзера с Гитлером, даже не господ капиталистов. Они – всего лишь пешки в грозных лапах Рока. В данном случае роль Рока решили сыграть два дюжих Пришельца.

  Сами понимаете, что в годы мировых конфликтов мне было не до восхождений. То в армию призовут, то к стенке поставят, как дезертира. Раза два даже повесили, но каждый раз я чудом оставался в живых. Теперь-то мне точно известно, что Господь в своей неизмеримой милости приставил ко мне двух ангелов-хранителей с засученными рукавами, и они, бедолаги, мужественно принимали на себя все пули, летящие в мою голову, все осколки и взрывные волны. После повешения они, просто-напросто воскрешали висельника. На то была божья воля, так что никакого чуда в том нет.

  А Пришельцам каково пришлось! С яростным изумлением созерцали они послевоенные нравы. Получалось так, что многочисленные жертвы двух кровавых конфликтов ни к какому улучшению менталитета и морального облика воюющих народов не привели, скорее, наоборот. Если в боях проявлялись жертвенность, отвага, патриотизм, то после окончания глобальных конфликтов доминировали цинизм, алчность, косность и равнодушие ко всему, кроме брюха, мошны… ну, дальше даже продолжать не стану, вы и так все поняли. Даже их главная надежда – страна-эксперимент СССР приходила в упадок, причем исключительно в силу слабости духа вождей. Впрочем, народы, населяющие эту великую империю, в итоге оказались ненамного лучше. И в один прекрасный контрреволюционный момент все рухнуло. Мир утратил стимулы своего развития и, следовательно, существования.

  Но все это случится несколько позже. А сейчас мне было не до философии и геополитики. Пыхтя и обливаясь потом, я брел вверх по заснеженному склону Этны. Не знаю, почему, но взбрела в голову шальная мысль: что-то давно в Италии не был! А вдруг Бог сейчас там? Почему бы и нет? Начнем с самого неприятного места – Сицилии. Если даже там удастся выжить, значит, можно себя к кощеям бессмертным смело причислять.

  Следует сказать, что чертов вулкан в этот год был на редкость активен. Вот и сейчас Этна гудела, как рой исполинских пчел, и время от времени выбрасывала черные пепловые тучи. Не в урочный час понесло меня наверх! Но решение было принято, и отступать было некуда. Дал, как говорится, слово – так держись!

  Сколько там осталось до вершины? Как будто бы, она уже практически рядом, рукой подать… впрочем, в горах все обманчиво. Смотришь на блестящий ледяной купол верхушки очередного монстра, и кажется тебе, что до него максимум километр. А десять, не хотите ли? С другой стороны, Этна – гора не из великих. Подумаешь, три с небольшим километра!

  Жерло опять заволокло черным дымом. Пепел закрыл видимость; можно было лишь разобрать, где верх и, где низ, не более того. Я в задумчивости приостановился, и закурил, словно подражая вулкану. Надо было дождаться прояснения.

  Подул сильный пронизывающий ветер с моря (а оно тут кругом! Так что любое направление ветродуя – морское). Он задул мою сигару, и я нерешительно, но злобно выругался. Ах, шайтан! И тут впереди меня что-то показалось. Видение находилось метрах в пяти, и было хорошо видно, что оно представляло собой типичного феодального, причем явно знатного рыцаря двенадцатого – пятнадцатого веков. Несмотря на потрепанный вид (панцирь был ржав, шлем помят, под глазом виднелся синяк), держался он спокойно, уверенно, я бы даже сказал – величественно. С молчаливым достоинством викинга рыцарь шагнул мне навстречу, и протянул ворсистую руку.

  Я стоял и настороженно смотрел на мясистое, но какое-то зеленоватое лицо, обрамленное заиндевевшей бородой. Нос паладина явно был обморожен; и вообще он смотрелся как-то странно, мягко говоря. Что называется, ни селу, ни городу! Какое время на дворе, а? Заканчивался Двадцатый век, а тут – стоит перед тобой чучело, непонятно как влетевшее в наши дни из глубины веков, помаргивает и тянет волосатую ручищу. Дым рассеялся, и, казалось, стало видно чуть ли не все северное побережье Средиземного моря. Я уставился на это чудо, с изумлением узнавая очертания берегов не только Италии, но и Испании, Франции, и даже Иллирии с Фракией, и лишь затем заговорил:

  - Дорогой сюзерен, не знаю, как там тебя величают! Пусть ты будешь Генри Пятым, или даже Шестым. Ты извини меня, смерда смердящего, за непристойный вид. Видишь, не во фраке я, не в смокинге, и даже тиары на мне нет. Была, да сплыла, – сгорела в огне извержения Тамборы в 1815 году. Тогу я потерял еще раньше. Ты уж извини за этот дурацкий зипун с шароварами и валенками! Да и не стоит судить неординарных личностей по одежке, ведь так? Оставим это, и лучше сменим тему. Обо мне пока ни слова, лучше – о вашем благородии. Что тебя привело сюда? Ты говори, не тяни время, а то, видишь, дело к вечеру, а мне еще надо к кратеру выйти, и даже вернуться до ночи. Сам, небось, знаешь, каково ночами по горам-то ходить!

  Монарх тупо смотрел на меня. Не было уверенности, что этот чертов призрак понял из всего сказанного хотя бы слово.

  Над нами сумеречно синело бездонное небо, темно-голубая полусфера в меркнущем пространстве. Где-то в вышине парили то ли надменные беркуты, то ли кобчики – не разобрать. А рыцарь все так же пристально и, как будто бы вопросительно, смотрел на меня, все еще протягивая свою ручищу.

  И я решил продолжить свою речь, дабы не спровоцировать это чучело на какой-нибудь неординарный поступок. Как бы он мечом махать не начал, не разобравшись, что к чему!

  - Ты, наверное, думаешь про себя: “А зачем это идиот день-деньской слоняется по горам”? – Отвечаю: сие есть великая тайна! Мне Голос был, и все такое прочее. В общем, все решено за меня, и такова воля Рока. Если нужны подробности, могу добавить следующее: на одной из пустынных вершин должно произойти грандиозное событие. Уж и не знаю, что там именно случится, но представляется мне это так: загудит Земля, остановится время, и все дискретное, что есть в этом мире, сомкнется, образуя Континуум. На небе ярко засияет радуга, и, глядя на нее, я погибну смертью храбрых только для того, чтобы тут же воскреснуть. И тогда, скорее всего, мне откроется Истина, или нечто заветное.

  И тут рыцарь заговорил.

  - Расскажи-ка мне, уважаемый, - низким загробным голосом просипел он, - что-нибудь занимательное, интересное. У меня, знаешь ли, тоже проблема воскрешения. Давно покинул ваш покорный слуга этот бренный… то есть, грешный, мир. И там, где мне сейчас приходится обретаться, отнюдь не Рай. Эх, вернуть бы назад то счастливое время, когда я шел на штурм вражеских твердынь! А ведь ничего невозможного нет: Христос-то воскрес, воистину! К тому же он воскресил Лазаря… а вдруг и мне посчастливится удостоиться благодати, как ты думаешь?

  Мне показалось, что призрак прослезился. А он тем временем продолжил:

  - Ты не думай, что я какой-нибудь отсталый и темный дикарь из далекого прошлого. Ничего подобного! Во-первых, покинуть эту грешную юдоль мне довелось в ранге монарха, во-вторых, я знаю латынь и греческий, в третьих, до нашего Пекла доходят кое-какие слухи… мы в курсе всех последних событий. Я знаю, например, что после моего ухода в мир иной на Земле никогда мира не было, что прошли религиозные войны, затем массовые восстания колоний против метрополий, а после всего этого начался колониальный передел мира; кое-что известно нам и о наполеоновских войнах, и прошедших в Двадцатом веке глобальных конфликтах. Все знаю, все понимаю, только одного не пойму! Не мог бы ты прояснить обстоятельства внезапной гибели такой мощной империи, как ваш Советский Союз? Не понимаю, как это можно рухнуть без военных поражений, природных катаклизмов или, например, эпидемии моровой язвы или английской потовой горячки…

  - С удовольствием! – с великой готовностью откликнулся я, сообразив, что от настырного монстра просто так не отделаться. Придется-таки ему сказку рассказать! – Все началось с так называемого Застоя, а если быть точным, - с эпохи начала разложения руководства Союза (да и народов, между прочим). Рыба, сам знаешь, откуда гниет…

  И поведал благодарному слушателю грустную историю заката и гибели первого в мире социалистического государства. Он с минуту помолчал, посопел, а затем неуверенно пробормотал:

  - Не понимаю, что хорошего в так называемой демократии, черт побери! Какое еще такое народовластие? Если это власть босяков, так речь идет об охлократии, и не более того. Управлять государством должны лучшие из лучших, такие, как я, например. А правление толпы – это анархия. Клошары, как известно, народ глупый, меркантильный, без царя в голове. Им бы только колбасой утробу набить, да водки нажраться, а после них хоть потоп. Хам, пришедший к власти, пользуется ею, как медведь пасекой. Слышали мы, как ваши партийные боссы стали себе виллы строить да бриллианты коллекционировать! Где же коммунистические идеалы? И ваш главный коммунистический правитель обладал властью, равной королевской. Насчет богатств ничего не могу сказать, но диктаторы из ваших клошаров получились отменные, вроде знаменитых сиракузских тиранов. Мы же, нобилитет, народ степенный, уважаемый, в Бога веруем, посты соблюдаем, а за гроб Господень кому хочешь, горло перервем. Так кто кем должен управлять? А ваш Союз и был империей люмпен-пролетариев, истинно говорю. Небось, при императоре-то куда лучше жилось!

  Пришлось дать самоуверенному выскочке хорошую отповедь. Я подбоченился, и обрушил на визави целый водопад гневных филиппик:

  - Говоришь, монархия лучше республики? Ну и фарисей же ты, ваше благородие! Что может быть хуже сословного чванства? – Дескать, мы, дворяне, белая косточка, голубая кровь, а все прочие – быдло, и пусть всегда все останется так же! А какое было отношение у аристократов к плебсу испокон веков? К собакам лучше относятся, вот что! Кормят впроголодь, держат в землянках да избушках, где одним тараканам вольготно… обирают их, как липку, убивают при первой же возможности, а вверх по служебной лестнице им дорога заказана! Не хочу переводить разговор на личности, но приходится. Ты в зеркало иногда смотришь?

  - Теперь – нет, - не моргнув глазом, парировал собеседник, - нас, призраков, там все равно не видно.

  - Я имею в виду тот период, где ты был почему-то живым, - не растерялся и я, - так вот, если не заглядывал, то правильно делал. Раз увидишь – на месяц сон потеряешь! Лицо есть зеркало души, а что у тебя за душа? Жил ты, дорогой, хищник хищником, занимаясь грабежом как своих подданных, так и соседей. Особенно доставалось, понятное дело, тем, кто якобы принадлежал к так называемым еретикам. Повод к войнам всегда можно найти, не так ли? А война, как известно, должна себя кормить. Ну, заодно, и тех, кто командует ею. А ты неплохо пристроился, ваше сиятельство! Жег, убивал, грабил, да еще и воображал, что творишь богоугодные дела!

  - А разве это не так? – возмутился Генри Пятый (или Шестой – он, по-моему, сам не знал, какой именно. Много этих самых Генрихов на свете было, французских и английских!). – Мы что, разве не за святое дело воевали? Разве могли мы, истинные христиане, допустить осквернения иерусалимских святынь святотатцами-сарацинами? Что нам, по-твоему, следовало спокойно смотреть, как магометане своему собачьему аллаху на гробе Господне творят нечестивые ритуалы, которые и молитвами-то назвать грешно?! Нет уж, не выйдет по-вашему! Нас сам римский папа благословил на подвиг, так что нечего тут антимонии разводить! Мы за правое дело дрались, камарад, нам война ненавистна иная… так, кажется, пели в ваше время?

  Осведомленность покойника в событиях Двадцатого века была потрясающей! Ему что, в Ад свежие газеты кто-то приносит? Значит, не так уж скучно и плохо там живется? И я не преминул задать негодяю подобный вопрос.

  - Кому как, - не моргнув глазом, ответил король. – За нас ведь молятся, свечки Богу ставят, на строительство храмов жертвуют миллионы! Вот мои друзья и родственники, так сказать, отмолили, пусть и не полностью, мои прегрешения. Меня капо назначили в топке домны номер три, четвертый круг Ада. Сам, естественно, в котлах не сижу, просто слежу, чтоб другие жарились, как следует. Все-таки негоже монархам, как простолюдинам, в казанах со всяким быдлом париться в кипящей смоле. Нам следует рассчитывать на определенные льготы и поблажки со стороны адского руководства. Зря, что ли, церковные прелаты утверждают, что нет власти да не от Бога! Следовательно, нельзя нас судить по обычным законам. Это даже дьяволы понимают.

  Я с пониманием и ненавистью уставился на счастливчика-короля. Интересно, а мне вот так же повезет? Вряд ли! Кто за меня будет молиться? Все знакомые давно вымерли, как мамонты. И уж на свечку в церкви ни одна живая душа не потратится, будь я проклят! А Генри-то, Генри… надо же так устроиться в жизни и за ее гранью! Паразит, вот он кто, не больше и не меньше. На этом свете сосал кровь подданных, и грабил сарацинов, на том – получил почетную должность лагерного полицая, и в ус не дует! Мне бы такое везение! И я, подбоченившись, стал так врать, что чуть сам себе не поверил:

  - А меня, между прочим, ждет рай! Я без пяти минут святой, а до того, как приму мученическую кончину (в святые без этого ведь не попадешь, сам знаешь), Бог присвоил мне звание пророка. Хожу, ищу Истину, кое-что проповедую. Так что попрошу относиться ко мне со всем уважением! Поговорили мы с тобой, и на сегодня хватит! Если есть желание продолжить разговор – подожди меня где-нибудь здесь, а мне пора на вершину. Не загораживай мне путь!

  Генри Пятый-Шестой, к моему удивлению, повиновался, молча отойдя в сторону. И я помчался к вершине, как мог быстро, ибо вечерело, и не хотелось в темноте ломать ноги.

  Где наша не пропадала! А вдруг на этот раз повезет?