РАЗВОРОТ

  С утра напряженная тишина сдавила уши, накатила тревога, и глаза тонули в слепой бестелесной дали.

  Неподвижный материк льда, застеленный плотным слоем смерзшегося снега, был еле освещен слабым

  лиловым пятном солнца за пеленой тумана.

  В размытом свете, без тени и контрастов, не на чем остановиться глазу и немыслимо любое шевеление.

  Все плотно вмонтировано в монолит льда и снега. И только снежные иголочки от замерзшего выдоха с

  шуршанием падают тебе на лицо.

  Где-то там под ногами должна быть вода. Но она как сказание, в которое можно только верить - в этом морозе,

  в снегу и во льду нет места для жизни, а вода сплющена в снег и лед.

  И тут это случилось. Еще не проявив себя ни светом, ни звуком, оно ожило, придвинулось и там, в глубине

  огромного ледяного тулова, на границе льда и воды проснулось упрямое неприятие этого покоя.

  Нарастали и гасли, напрягались и слабели его внутренние силы, сдавливали и растаскивали ледяную твердь,

  затихая и вновь оживляясь. И в какой-то момент они сплелись в два огромных кулака и рванули в разные стороны.

  Платформа разорвалась.

  Неспешно прочертилась и раздвинулась трещина, в недавнем монолите выломились берега и встали друг против друга.

  Из его нутра вывернулись выступы, обнажив ледяные шипы. И все, что еще недавно было сплавлено в единую массивную твердь, теперь выворотилось из своих ниш, выставив лезвия, клыки и расщелины. Внутрь разлома осыпался снег, сползали куски льда, образуя то, что еще не вода, но уже и не лед - серое крошево, потерявшая форму.

  Берега этого прорана медленно раздвигались. Поначалу его еще можно перешагнуть, потом перепрыгнуть,

  но с каждой минутой страх все туже стягивал ноги. Казалось бы, неширокий прыжок и ты уже на том берегу,

  но зрелище неистовой неприязни берегов останавливало и примораживало к месту.

  И тут в треске и шорохе и шипении, обозначалось другое движение. Еще слабое, оно уже имело свое направление,

  свою волю и диктовало новое задание. Теперь материк станет у тебя за спиной, а ты назначен дрейфовать вместе

  с этой льдиной, выглядывая в бездонной белесой мгле новую цель.

  И пусть позади валятся вниз куски льда, шевелится и шуршит ледовая пена - не оглядывайся на свой уходящий материк,

  твои стоянки, протоптанные дорожки, укрытия из снега и льда, где еще стоит тепло и запах прогоревшего костра.

  А льды уже разошлись. Лишь белый медведь еще бы смог перемахнуть через эту расщелину.

  А через час-другой только птица по чутью в этой незрячей пелене найдет тот уходящий берег.

  Но он все же обернулся и посмотрел в глубину, ставшую прошлым и стал дышать в этот туман,

  в ту сторону, от которой его относило. Смерзшееся дыхание сыпалось вниз ледяной крупчаткой,

  но он тяжело и натужно продувал пелену теплым воздухом, как дышат на замерзшее стекло.

  И вот в клубах тумана появилось волнение. Оно медленно закручивало бурую пену испарений,

  завертывало внутрь их клочья, удлиняясь в воронку и вовлекая в себя все новые завеси мерзлой влаги.

  Ее поток дрожал, раскручивался, вибрировал и потом низко загудел протяжным горловым звуком поющего бурята.

  И тут длинный трубой раскрылось пространство, наполненное тусклым желтым светом,

  и он увидел свою последнюю стоянку, утоптанную площадку возле сложенных домиком льдин,

  засыпанных снегом, в них темную дыру от выходящего дыхания, и черные груду сожженной рыбы в костре,

  среди которой красным глазом тлел маленький уголек.

  А рядом на оставленной торбе лежали её варежки - последнее, что у него оставалось.

  Еще недавно там была его территория…

  Потом все погасло, пелена сомкнулась и потеряла цвет.

  Он еще долго глядел в никуда.

  Потом развернулся и стал вслушиваться в новое движение.