ДИСПУТ О МУЗЫКЕ (записки генеалога)

  Во время генеалогического исследования часто наступает такой момент, когда изучены все имеющиеся в распоряжении архивные документы, получены результаты, но для дальнейшего продвижения необходимы новые сведения. И они иногда появляются из совершенно неожиданных источников.

  Один из таких случаев произошел при исследовании родословия Кронебергов. Они происходят из старинного рода немецкого графства Hohnstein Восточной Саксонии.

  Начало российской ветви Кронебергов положи Якоб (род. ок. 1756 – †1813гг), приехавший в Россию в первые годы царствования Екатерины II. Он служил сначала ректором церковной школы лютеранской церкви им. Святого Михаила в Москве, а с 1801 был избран пастором. В его было рождено три сына: Андрей, Иоганн Иван, Александр и дочь Софья ( имена даны в их русифицированном варианте).

  Его старшие два сына учились в Германии, вернулись в Россию и заняли видное положение в ученой среде. Старший, Иван Яковлевич, латинист, служил в Харьковском университете и в течение 10 лет, с 1826 по 1836гг. избирался его ректором.

  Второй сын, Андрей Яковлевич после учебы в Германии по ветеринарной части, вступил в 1813 г. военный врачом в казачий отряд генерала Чернышева, который преследовал войска Наполеона по Европе, участвовал в нескольких сражениях, вернулся в Россию, стал членом масонской ложи и впоследствии избран профессором Военно-Медицинской академии.

  Третий сын, был директором училищ Орловской Губернии.

  Их дети составили плеяду Кронебергов, которая своим высоким профессионализмом, служением русского государству, разнообразием талантов - среди них были ученые, литераторы, переводчики, военные, политические деятели - оставила заметный след в истории России XIX-го века. История рода в целом и каждого отдельного члена, в частности, заслуживает своего описания.

  * * * * *

  Но сейчас о небольшом фрагменте исследования, в котором литературный афоризм позволил раскрыть друзей и образ жизни профессора Андрея Яковлевича Кронеберга в последние его годы. После смерти жены, которая умерла в 25 лет, он до конца своей жизни прожил вдовцом, отдавая свое время и внимание работе на кафедре и воспитанию своих малолетних детей. Документов о его жизни в эти годы нет. Но среди описания захоронений на лютеранской части Волкова кладбища в Санкт-Петербурге удалось найти данные о его семейном участке.

  При их анализе стали открываться некоторые странные вещи. Так, первой из семьи, 17 ноября 1818г., здесь была похоронена жена Кронеберга - Вильгельмина-Христиана–Мария. А через восемь лет, 17 марта 1826г., еще при жизни Андрея Яковлевича, рядом с нею был похоронен некто Иоганн-Генрих Мюллер, сверстник Андрея Яковлевича.

  Эта ситуация, безусловно, вызывает к личности Мюллера огромный интерес - кто он?

  И почему, еще при жизни Андрея Яковлевича, а значит, с его ведома и по его решению он был захоронен на их семейном участке, где еще через два года, 23 марта 1828 года, найдет упокоение и сам хозяин семьи?

  Далее окажется, что этот участок станет общей усыпальницей двух фамилий – здесь в 1861 г. будет похоронена дочь Ан.Як.Кронеберга - Амалия, а потом, в 1889г. и дочь И.-Г. Мюллера - Августина Ивановна.

  Безусловно, что эти две семьи были очень близки и особенно И.-Г.Мюллер, захороненный рядом с женой Ан. Як.

  Что же их так тесно соединяло? В поисках ответа на этот вопрос внимание привлекла к эпитафия на латинском языке, выбитая на могильном камне И.-Г.Мюллера такого содержания: « summae artis musicae auguri et moderatori aetatis nostrae».

  Ее перевод: «Сущность искусства музыки предопределена и предсказана нашим веком».

  В этом высказывании несомненно заложена некая мысль, которая должна как-то характеризовать почившего Мюллера. В тоже время, в ней есть скрытый смысл, который может открывать и личность самого Андрея Кронеберга, - ведь это он сам выбирал текст, сам принимал решение похоронить здесь Мюллера, и разместить такую надпись.

  По стилю и содержанию эта фраза представляет законченную мысль, на уровне постулата, который заложен в основу какой-то концепции или же вывода, который мог возникнуть в результате развернутого доказательства или полемики.

  А поскольку она выбита на могильной плите Мюллера, следовательно, она должна содержать что-то очень важное для него, итожащее его образ мышления. И эту важную мысль должен был читать сам Андрей Яковлевич каждый раз, когда он посещал кладбище и как это водится, внутренне беседовал с умершим. Для чего? Ответ напрашивается сам собой – чтобы продолжить их незавершенный диалог, ту полемику, которую они вели при жизни.

  Но если это была полемика, то у Кронеберга должна быть противоположная точка зрения, так как без противоречия спора не возникнет. Какой же могла быть эта исходная точка на сущность музыки и искусства в целом, противоположной той, что суть искусства определяется текущей жизнью?

  Попробуем сформулировать: природа музыки не зависит от времени, она дана свыше. В наиболее сжатой форме ее можно определить так: «Музыка – это дар Божий». Божественное происхождение музыки глубоко укоренено.

  Эта мысль экспрессивно звучит в словах Сальери из трагедии А.С.Пушкина «Моцарт и Сальери»:

  «О небо!

  Где ж правота, когда священный дар,

  Когда бессмертный гений - не в награду

  Любви горящей, самоотверженья,

  Трудов усердия, молений послан -

  А озаряет голову безумца,

  Гуляки праздного?..»

  В той же трагедии Моцарт называет музыкантов жрецами «Единого прекрасного».

  Сто лет спустя Сергей Рахманинов, закончив свою Третью симфонию, напишет на своей рукописи:

  «Все, что я написал, я обязан Ему и только Ему !»

  Видимо, эта же точка зрения на происхождение музыки была и у Кронеберга, получившего строгое религиозное воспитание от своего отца, ректора церковной школы, и впоследствии ставшего членом масонской ложи, исповедующей учение Фихте.

  У Мюллера же – суть искусства предопределена временем, текущей жизнью. Эта позиция, характерная для материалистического мышления, через двадцать лет приобретет в России известность в диссертации Н.Г.Чернышевского «Эстетические отношения искусства к действительности», согласно которой основой прекрасного является жизнь.

  Таким образом, между двумя друзьями в их спорах был заложен конфликт материалистической и фихтеанской, духовно-идеалистической точек зрения на искусство.

  Размышления, философские споры – необъемлемое свойство свойством мыслящих людей, особенно, ученых. Но в 20-х годах XIX-го столетия споры о разных типах художественного творчества стали особенно актуальны после смерти Сальери в 1825г. В это время в российской печати появились версии об отравлении им Моцарта, одна из которых была положена А.С.Пушкиным в основу его трагедии «Моцарт и Сальери».

  А теперь обратим внимание на то, что замысел написать эту трагедию возникла у А.С.Пушкина именно в 1826г., на что указывает известный пушкинист Б.Томашевский в своих примечания к сочинений А.С.Пушкина 1936г.

  Все это говорит о том, что и Андрей Кронеберг, и его друг Иоганн Мюллер, и наш великий поэт, принадлежали к одному петербуржскому просвещенному обществу, были глубоко вовлечены в осмысление проблем творчества и сопряженных с ними морально - этических и религиозных вопросов, вызванных судьбами великих музыкантов. Тем самым они были современниками не только по времени жизни, но и по характеру мышления.

  В частной жизни профессора Военно–медицинской академии А.Я.Кронеберга можно обнаружить параллели с жизнью другого немецкого ученого – Эммануила Канта, авторитет которого в ученом мире того времени был неоспоримо высок. Кант был тем человеком, который, будучи от природы болезненным юношей, сделал самого себя за счет подчинения своей жизни жестоким правилам и строгому порядку. Пунктуальность Канта была показательна, - по нему жители Кенигсберга сверяли часы, а сам он являл собой тип классического ученого, преданного науке. Однако, ведя одинокую и строго регламентированную повседневную жизнь, Э.Кант в воскресные дни позволял себе роскошь отвлечься от регламента и проводить время за длительными обедами с близкими по духу и интересам гостями, во время которых они предавались стихии споров и обильным возлияниям.

  Андрей Кронеберг, конечно же, был ученым, но не публичным человеком. Став профессором, он сосредоточился на своей научной деятельности, за которую получал многочисленные награды и поощрения. Образ жизни Канта был ему близок и по его профессиональной деятельности, и по философскому складу мысли, и потому, что, потеряв жену, он так же, как и Кант, в последние годы был одинок, - родственников в Петербурге у него не было.

  Воскресное время, проведенное в дружеском кругу за обедами в возвышенных спорах, было частью его жизни, а музыкант Иоганн Мюллер был его собеседником и близким другом. А так как масонская ложа «Петра к истине», в которую входил Андрей Яковлевич, стала первой из петербургских лож давать благотворительные концерты, Мюллер мог быть одним из их участников.

  Все написанное было результатом размышлений и не более, чем предположение. Но если возникает версия, то вместе с нею появляется и необходимость ее проверки. И тогда была вычитана подшивка «Петербургских ведомостей» за 1826 год и в № 33 было найдено сообщение о смерти 5 марта 1826г музыканта Ивана Яковлевича Мюллера.

  Становится понятным, почему появился в доме Кронеберга музыкант Мюллер – к концу его жизни старшему сыну Кронеберга было 11 лет, а дочери - 8 лет. Это время обучения детей музыке, входившей в образовательные стандарты того времени.

  А его мог порекомендовать коллега Ан.Як.Кронеберга, лейб-медик Карл Яковлевич Мюллер, о смерти которого «Петербургские ведомости» сообщили в 144 выпуске за 1828г. Именно он, скорее всего, и ввел в дом Кронеберга своего брата Ивана Яковлевича, с которым у хозяина дома потом окажутся глубокие и интересные споры.

  Так постепенно стал всплывать близкий круг общения Андрея Кронеберга в Петербурге и выявляться некоторые черты его частной жизни, ибо ничто не исчезает бесследно, прошлая жизнь живет рядом с нами, и ее знаки появляются в самых неожиданных местах. Надо только их разглядеть.